3. Побег

Когда от меня ушел еж, я все чаще и чаще вспоминала о том, что у всех кого я знаю есть братья и сестры, а у меня нет. Вспоминала вслух, так чтобы слышали родители.

И вот у меня родился брат. Он родился когда мне было шесть лет и для меня это был настоящий праздник. Помню, как мы ходили к одной женщине, которая жила на нашей улице и купили у нее большой букет цветов. Отец попросил, чтобы она сделала огромный и очень красивый. Пока она рвала и складывала цветы она все тормошила меня и поздравляла. Говорила о том какой хороший у меня отец, как он любит меня и мою маму. Говорила о том, что таких хороших отцов очень мало на свете. И еще о том, что когда у нее родился сын, то ее муж не подарил ей даже самого маленького цветочка.
Да, я понимаю... Она просто льстила и подлизывалась к отцу. Так было принято в таких глухих селах, почитать священника, как лицо приближенное к Богу. Но я ненавидела ее за эти слова. Я училась ненавидеть и начала с нее. Родителей ведь ненавидеть нельзя, а ее можно. Я смотрела на нее исподлобья и ничего не отвечала. Только потом, когда соседка закончила с букетом и тонким льстивым голоском еще раз поздравляла отца и заворачивала ему букет в бумагу я услышала, как она тихим голосом сказала ему обо мне, что мне стоит больше общаться с детьми... пусть он приводит меня к ее детям, может мы будем общаться и я не буду такой... Тогда я впервые услышала это слово - "вовчкувата". И когда я услышала это, я стала ненавидеть ее с чистой совестью.

Мы забрали домой маму и крошечного брата... и всю любовь, что у меня была, я стала отдавать ему. Помню, что старалась помогать маме и все что она делала я стала повторять за ней. Помню как гладила его крошечные вещички и как мне это нравилось. Помню, что ревновала его ко всем кто брал его на руки и даже злилась на тех, кто делал для него что-то, что я не могла. Помню, как носила его на руках, когда он плакал. Помню как садила его в свою кукольную коляску, а она вдруг перевернулась, а я жутко испугалась. Помню елку. Последнюю нашу елку, под которой он лежал в коляске и смотрел большими чудными глазами на блестящие игрушки.

А потом была история с ножами. Таких похожих историй было много, но почему-то именно эта, с ножами запомнилась мне сильнее всего. Помню как однажды отец вернулся в пятницу из Киева какой-то раздраженный и глаза были страшными. Это были плохие приметы. Я научилась определять по его глазам, те неприятности, которые нас ждали. Он сел обедать и вдруг понюхал нож. "Этим ножом резали рыбу", сказал он. Мама возразила. Сказала, что рыбы уже давно не было у нас. Тогда он молча встал, сгреб все ножи в охапку, бросил на пол и по очереди стал ломать их наступая на лезвие и держась за ручку. Через минуту на полу была горка лезвий от ножей и их ручек. Потом он тихо сказал маме: "Пошли", а мне: "Иди к брату".

А потом я все слышала. Так страшно это еще никогда не было. Брат тоже слышал и, как будто предчувствуя какую-то беду, сильно плакал. Потом стало тихо. И отец вышел из комнаты один. И тогда в ту минуту я все поняла. Все. Все. Ее нет больше.  Она умерла. У меня нет больше мамы. Но я страшно боялась заплакать или еще хуже спросить. На слезы у отца было табу. Мне нельзя было плакать. Я уже давно не плакала при отце. Он отучил меня еще когда я была совсем маленькой. Наверное на моем лице все было написано... потому что он сказал: "Она скоро выйдет." И только тогда я поняла - жива. В тот день я возненавидела отца. Я поняла, что родителей очень даже можно ненавидеть.

Дальше я плохо помню. Но мама мне сказала... "почему ты не побежала, не позвала  кого-нибудь..." Я заплакала  и промолчала. Я не знаю почему. Я не могла. Я боялась его больше всего на свете. В ответ я стала просить ее, почти кричать: "Давай уйдем! Куда-нибудь! Давай. Ну пожалуйста..." Я смотрела на ее лицо, на запавшие глаза, на бледные губы и мой голос становился все тише... тише и тише.

Мама помолчав, объяснила мне:
- Понимаешь, мы не можем. У нас ничего нет. У меня даже нет паспорта. Он у него. У нас нет денег. Вообще. Куда мы пойдем без денег...."
Да, я знала, что у мамы денег нет, когда отец давал ей пятьдесят копеек на молоко, он обязательно требовал точно всю сдачу. Значит не было. Ни одной монетки.

Мы жили дальше. Так и жили. Мне кажется немного хуже, но это наверное оттого, что я стала понимать и замечать больше. Однажды ночью отец избил маму кочергой, когда она кормила брата. Она целился попасть в грудь, чтобы чужие люди не увидели. Она убежала ночью прямо в холодную снежную зиму в ночной рубашке... к одной женщине в нашем селе, которая знала о том, что происходит и верила ей.

На утро, когда я проснулась, мамы не было. Плакал голодный брат.
- Покорми его. Мне на службу.
Так он сказал. И ушел. Ушел через дорогу в церковь, учить прихожан как попасть в царство небесное. Листать этими руками евангелие и говорить этими губами молитвы.
Я осталась с кричащим голодным четырехмесячным ребенком. Мне было шесть лет и я стала думать, чем его кормить. Я взяла немного молока из холодильника, налила в свою чашку и накрошила туда немного печенья "К чаю". Мне казалось должно получиться вкусно. Потом размешала ложечкой и стала давать ему. Он не ел. Не умел наверное, а может было не так вкусно, как мне казалось. К обеду вернулся отец. В доме было пусто, холодно. Кричал голодный ребенок. Мне тоже хотелось есть, но я догадывалась помалкивать. Отец взял меня за руку и сказал: "идем". Брата выкатил на коляске на веранду и оставил открытой дверь на улицу. Мы ушли. Я все оглядывалась на открытую дверь, когда мы уходили и на оранжевую коляску... брат плакал очень громко. "Он замерзнет" - подумала я. Но ничего не сказала вслух. И тогда в первый раз почувствовала, что ненавижу себя за эту трусость.

Мы долго сидели у кого-то в доме. До темноты. Отец говорил с кем-то... а я все видела оранжевую коляску на открытой веранде и снег хлопьями... Страх заглушал голод. Я не хотела возвращаться домой. Это было слишком ужасно.

Но мы вернулись. Брата уже не было. Его забрала мама. Он знал, что она его заберет. Специально ушел. Несколько дней мы были одни, а потом однажды утром мы шли в церковь. Он держал меня за руку и мы стояли возле ворот. И вдруг я услышала мамин голос. Она стояла вдалеке и звала меня. Но отец крепко держал меня за руку. Прошли несколько мучительных секунд. Вечность. Я стояла и смотрела на нее.  Ноги налились свинцом, в груди что-то мучительно ныло... И вдруг я почувствовала, как мои ноги оторвались и сами рванулись вперед. Я совершила самый отважный поступок в своей жизни. Я вырвалась и побежала.
Я бежала навстречу маме и чувствовала, сзади его тяжелое дыхание. Он сейчас догонит... и тогда.... Я твердо знала, что будет тогда.

Меня спасли люди из дома напротив. Они оказались случайными свидетелями и отец остановился. Он тщательно оберегал свой имидж в глазах других И не делал на людях того, что не пристало благочестивому сельскому священнику. Я была рядом с мамой и братом. Я чувствовала себя в безопасности. Я думала, что теперь вот наконец... мы навсегда уедем от него. Навсегда.... Но мама сказала, что мы не можем вот так вот вдруг уехать. У нас ничего нет. Как же я тогда рассердилась на нее. Зачем же тогда я... бежала.... Зачем....