1. Ничей луг

Большие города придуманы для взрослых.
Взрослым там хорошо. Театры, магазины, широкие улицы, рестораны.
Взрослые чувствуют себя в больших городах, как рыбы в воде. Они знают куда им спешить, знают, что нужно делать.
Большие города - тюрьма для детей. Особенно если их родители не особо богаты.
Взрослые почему-то думают, что детям обязательно будет хорошо, там где хорошо их родителям. Но откуда взялась у  них такая мысль никто не знает. По крайней мере, пока они сами были детьми, они так точно не думали.
Большие города сделаны взрослыми людьми для взрослых. Прямые линии, строгие геометрические фигуры. Это все неправильно. Кто-то в очках и с линейкой изрезал, исчеркал мягкие овалы и изгибы, причудливые формы, присущие самой природе. Закрасил скучной серой краской все оттенки Земли. Да, именно так думают дети. Только сказать это они никому еще не могут. Не знают таких слов. Говорят конечно, но выходит лепет, и взрослые почему-то не понимают и умиляются. А к тому времени, когда они отыщут правильные слова, то сами окончательно перестанут быть детьми и забудут обо всем.

Чем старше я становлюсь, тем чаще я вспоминаю свое детство. Тем ярче и синее становятся колокольчики которые росли на лугу за нашим домом. Они росли очень далеко... в той стране, где мне пять лет. И у нас только-только появился свой дом. Мы только переехали туда и я бродила вокруг совершенно завороженная и изучала "наш" дом.

Это был очень правильный дом. Настоящий дом для настоящий семьи. Крепкий, кирпичный, покрашенный в белый цвет, очень добротный и уютный. Наверное слишком большой для нашей маленькой и очень странной семьи.
Отец. Страшный. Угрюмый. Непредсказуемый. Жестокий. Но иногда с ним даже было интересно. Только очень редко. Помню его сидящем в кресле с какой-то книгой. Борода, ряса и тяжелый металлический крест на шее. На коленях лежит скуфия. Свет падает из-за спины, из окна и от этого вся фигура кажется черной.
Мама. Вся погруженная в себя, в заботы, в переживания о несложившейся семейной жизни, с синяками, вся в заботах и хозяйстве, всегда куда-то бегущая. Помню ее набивающей подушки перьями в сарае. Перья и пух летали вокруг и падали белым снегом на маму. На ее руки, плечи. На волосы. Тогда я подумала - какая же она красивая.
Я. Помню себя маленькой серой мышкой. Наверное потому... что мне очень хотелось быть очень незаметной. Чем меньше меня было видно, тем лучше мне жилось. Помню себя сидящей в углу комнаты кусающей колготы на коленях когда из за стены доносились глухие удары об стену. Надо было бы бежать и звать кого-то, но я не могла. Я была парализована страхом.
Помню себя убегающей подальше от этого страшного дома. Туда, где заканчивался фруктовый сад, и огород. И начинался огромный луг с большими синими цветами.

И все таки я была очень счастлива. Я была очень счастлива, когда оставалась одна и могла бродить где мне вздумается, есть что попадается и читать все что придется. Наверное предчувствуя, что им будет не до меня, родители научили меня читать очень рано и собрали для меня такую коллекцию книг, что мне всегда было чем заняться. За это я им очень благодарна. Я читала везде и всегда. И только когда в глазах начинало рябить от букв, шла бродить. Забиралась на старый огромный орех или шелковицу. Заходила в сарай посмотреть как в щелях крыши в лучиках солнца танцует пыль. Там пахло лошадью. Наверное у тех людей, которые жили тут до нас и у которых все было хорошо - у них была лошадь. Лошадь не может жить там, где все плохо. Я бродила по сараю, гладила деревянные перила и мечтала о своей собственной лошади.

За сараем были теплицы и грядки клубники, мастерская,  летний загон для свиней. А потом начинался сад с красивыми плодовыми деревьями и какими-то цветочными кустами. А за ними был огород, где мы собирались сажать картошку... но так ни разу и не пришлось. И только там, за этим огородом начинался огромный, просто бескрайний луг на котором росли большие синие колокольчики. Там я бывала по-настоящему свободной и счастливой. Когда я стояла рядом, колокольчики доходили мне ростом почти до груди и были невероятного синего цвета. Мне нравилось лежать на траве и смотреть на них снизу вверх. Казалось, они вдруг все разом зазвонят. И этот звон будет слышен не только мне. Его смогут услышать все на свете. Даже мои родители.

Этот луг был "ничей". И мне нравилось думать, что раз уж он ничей, то пусть будет мой. Он и был только моим. Запах травы, полевых цветов и звон синих колокольчиков - это бесценные подарки моего детства. Те подарки, которые до сих пор со мной. Те подарки, что с годами становятся только дороже. Я счастлива, что судьба подарила мне детство далекое от перпендикуляров и параллелей городских линий. Мягкое, ароматное, дикое детство.

Я была беспризорным ребенком. На меня мало обращали внимания родители. Им было не до меня. И за это я им тоже очень благодарна. За книги. И за свою беспризорность. Когда у человека есть книги и вокруг его окружают мягкие, спокойные краски природы, ее неправильные линии, ее дикая красота и необъятный простор - человек может вырасти по-настоящему свободным и эта свобода, это то единственное, что у него никто не сможет отнять.

Вот оно застывшее мгновение из той самой далекой страны. На нем и я. И мама. И луг. Только вот не тот это луг, а совсем другой.

Последняя фотография на которой я рядом с отцом.
Больше мы никогда не фотографировались вместе.
Мы зашли в ателье.
Он знал, что это будет  п о с л е д н я я  наша общая фотография.
А я еще нет.